ХОРОШО ИЗ КИЕВА

В семье, как в семье – и усталость от быта, и желание побыть одному, надоевшие дела, рутина, и ссоры, и обиды, по поводу и без него. Обычная жизнь, чего уж там.

Рабочее утро всегда торопливое, вечный баланс между желанием поспать и риском опоздать. Кто-то всегда убегает из дома первым, дежурно чмокает в щеку, и кричит уже из коридора – пока-пока – и хлопает дверью, не дожидаясь ответа, а кто-то другой торопливо одевает ребенка, подгоняет, рычит сквозь пенную зубную щетку, тянет за собой по улице до детского сада, дает легкие и невыполнимые обещания.
Так было.
Сейчас мы вдруг стали просыпаться все вместе, дружно. Дружно умываемся, брызгаясь водой, смеясь и дурачась, и кто-то щелкает кофеваркой, и греет молоко, и мы все завтракаем на кухне, парим чашками, каждый своей, перемигиваемся, внимательно слушаем болтовню дочери, вместе одеваемся, поправляя что-то другому, шарф или шапку, и идем по улице до детского сада держась за руки, и расстаемся, целуясь, будто можем не увидеться долго-долго.


Рабочий день летит скорым поездом, остановки встреч, тамбурные перекуры, громыхание стрелок на стыках дел. Всегда некогда, постоянно не до того.
Так было.
Теперь мы созваниваемся по несколько раз в день, просто так, без повода, говорим не обязательные глупости, рассказываем, какая за окном погода и какой вкус у яблока, купленного на углу в овощном ларьке, или о том, что давно не видели соседа-дедушку с третьего этажа и надо бы к нему зайти, вдруг что случилось, или о том, как хочется пельменей, настоящих, мясных, со сметаной и уксусом, с рюмкой водки, а давай сегодня вечером сходим в «Варенечную», а лучше нет, лучше налепим дома сами, вместе, дружно, и ребенок тоже будет с нами лепить, катать из теста своих колобков и сыпать вокруг мукой, а давай, конечно, давай…

Вечер – время усталых домашних дел, дежурные вопросы, односложные ответы, вялая ругань, ребенок в телевизоре, чтобы не мешал и не путался под ногами, готовка, кормежка, помывка, побывка…
Так было.
Мы перестали смотреть телевизор, совсем. Поначалу его черное окно смущало, хотелось чем-то заткнуть этот чернильный прямоугольник, зашторить, включить без звука, чтобы что-то мелькало, лишь бы не пустая чернота.
А теперь мы его просто не замечаем.
Мы спешим домой, соревнуясь, кто раньше заберет ребенка из детского сада. А потом дружно идем в магазин, вместе решая, какой мы будем готовить ужин, выбираем продукты, слушая рекомендации нашей четырехлетней дочери.
Теперь нам мало вечера. В нем миллион дел. Надо вырезать из цветной бумаги жирафа, из разных кусочков, и склеить его, написать письмо бабушке и разукрасить его цветами и бабочками, искупать кукол и прочитать им сказку, укутав в одеяло на кроватке у ночника.
А потом нам с женой еще достается три часа для друг друга. И нам тоже их мало, этих трех часов, потому что еще хочется поговорить, не строить планов, а просто рассказать про прошедший день, вспомнить в нем самое хорошее, оказывается, в каждом дне так много происходит хорошего, что никакого вечера не хватит, чтобы рассказать обо всем, а еще надо просто помолчать, подумать, послушать себя, и засыпать, обнявшись, немного печально прощаясь с у неминуемо уходящим днем.

- Хорошо, - говорит любимая. – Хорошо. Еще один день без войны. Хорошо…